Сооронбай Джусуев

(1925-2016)

Народный поэт Кыргызстана, писатель Сооронбай Джусуев вошел в литературу как поэт «фронтового поколения». Участник Великой Отечественной войны, связист прославленной Панфиловской дивизии, дважды раненый, он свое первое стихотворение написал на фронте. Память о войне, ее испытаниях и тревогах, о друзьях боевых лет постоянно живет в его стихах («Мужество гвардии», «Панфиловцы», «Я – человек, прошедший сквозь войну» и др.). Поэт понимает великую ценность жизни («Моя жизнь»), мечтает об утверждении мира на земле («Свет», «Сердцами своими»). С событиями военных лет связаны судьбы героев поэм «Красная тетрадь», «Молния», «Не мертвый и не живой», «К живым».

Об участниках боев против фашизма и повести С.Джусуева «Из леса в лес», «В огне». В них нет больших масштабных событий. Писатель рисует образы рядовых солдат – тех, кто своим каждодневным ратным трудом приближал победу.

В стихотворении «Стихи мои, стихи» поэт говорит об истоках своего творчества, о том, что его вдохновляет. Это и грохот войны, «пропахший порохом окоп», и снега Ала-Тоо, горные реки, цветущие сады. В его стихах, проникнутых яркими живописными образами, звучит искреннее сыновнее чувство любви к родной земле («Красота земли», «Ночь в горах» и др.).

Поэту всего дороже в человеке трудолюбие («Время сбора хлопка», «Строитель»), чистая душа («Мой характер»).

Постоянно присутствует в его поэзии тема любви – взаимной, радостной, счастливой, а порою – ушедшей, горестной, неразделенной («Ночью», «Солнце и ты», «Вместе глядеть на мир по утрам»).

Тепло человеческого сердца, сдержанность интонаций, конкретность образов, поэтическая зоркость присущи поэзии С.Джусуева.

Известен С.Джусуев и как переводчик. На родной язык он перевел ряд произведений М.Ю.Лермонтова, Н.А.Некрасова, С.Есенина, А.Твардовского, К.Симонова, Р.Гамзатова и многих других. Его произведения переведены на русский, украинский, узбекский, таджикский и другие языки. Более десятка книг изданы за пределами Кыргызстана.

Сайт Национальной библиотеки

 

Стихи

ЦВЕТОК НА ХОЛМЕ

Расцвёл высоко на холме
Багряно-красный мак.
– Пошли сорвём! – кричит Эрмек. –
Вскарабкаться пустяк!
– Не будем рвать, – сказал Ормон, –
Пускай цветёт над нами,
Пусть пламенеет в травке он,
Как маленькое знамя.
Горит цветок, весны флажок…
Мальчишки не в обиде –
С вершины очень хорошо
Он всем ребятам виден.
Перевёл Аким Яков

 

ВОПРОСЫ, ЗАДАННЫЕ СУДЬБЕ

Твои распознать я пытаюсь черты…
Скажи мне, ты — призрак, иль истина — ты?
Ты — грязная лужа иль праздничный луг,
Живящая сила иль тяжкий недуг?
Ты — чистое небо иль выжженный прах?
В листве соловей иль змея в камышах?
Ты — тополь обычный иль тополь-чинар?
Простая пичуга иль гордый тынар1?
Сулишь мне удачу иль миг роковой,
Твой пасынок — я или — баловень твой?
Мое своеволье охотно поймешь,
Иль терпишь его и уже невтерпеж?
Иль строго, по разным дорогам гоня,
Всю жизнь ты испытывать будешь меня?
Перевёл Михаил Синельников

 

* * *

На Пушкинские горы с гор крутого
Отечества кыргызов Ала-Тоо
Приехал я, чтобы вместе с теми быть,
Кто гнал врага от пушкинского крова.

И мы врага безжалостно громили,
И жгли, и гнали в тучах снежной пыли
Прочь с той земли, где Пушкин проходил,
Прочь с той земли, где он лежит в могиле.

И воинов, бойцов бессчетно много
У Пушкинского собралось порога,
И праху поклониться мы пришли,
Стояли долго и молчали строго.

Мне чудилось в молчанье этом,
Что Пушкин хочет мне помочь советом
И вдохновеньем делится со мной,
Чтобы кыргызский парень стал поэтом.

В ночи окопной вдруг блеснули блики,
Как солнца луч на чьем-то светлом лике…
О, сколько силы стало у меня,
Когда приснился Пушкин мне великий!

И в чудное какое-то мгновенье
Нечаянно сомкнулись звуков звенья.
И вот – в часы затишья на войне –
Я первое сложил стихотворенье.

Приехав с гор кыргызских Ала-Тоо
На Пушкинские горы, так сурово
Я слал врагам родной моей страны
Огонь и негодующее слово».
Перевёл Михаил Синельников

 

ДЕВЯТОГО МАЯ В АЛАРЧЕ

В ущелии Аларчинском позеленело давно,
Чуть выше видны вершины сквозь белое полотно.
Кому же не понравится мелодии красота,
Когда река разливает музыку, как вино?

Каждый из нас мелодии этой внимать готов
В День Победы – пятеро бывших фронтовиков.
Мы ширдак * расстелили на молодую траву
И посидели, поглядывая на белизну хребтов.

Потом взобрались на склон мы,
На самый пик высоты,
И вместе с детьми, как дети, пошли собирать цветы.
Потом опустились в долину, радостны, веселы,
Запахами туманов, весенних роз повиты.

Дружно отдавши делу нежных сердец запас,
Костёр развели весёлый в тихий, вечерний час,
И светлого Дня Победы накрыв большой дастархан,
Возле пламени греясь, жёнушки ждали нас.

Река Аларча шумела, яростна и вольна,
И радости и веселья беседа была полна,
И были радостны тосты,
И всё же никто из нас
Не произнёс в тиши крутого слова «война».

Словно бы позабыли, что кровь проливали мы,
Словно шрамы забыли,
И как мы среди зимы
В снег под Москвой вмерзали…
И, слыша под сердцем тишь,
Мы видели звёзды, звёзды среди загустевшей тьмы.

Когда огромные звёзды прожгли голубую круть,
Наш грузовик отправился с урчаньем в обратный путь.
Когда мы въехали в город, салюта огни взошли
Над нами, друзья, – и счастье нам взволновало грудь.

Гордые, как вершины седых аларчинских гор,
Мы ощутили в сердце и свет, и такой простор,
Что вровень с нами казался праздничный тот салют,
И время само глядело в наши глаза в упор!
Перевёл Владимир Цыбин

 

Я — КОМУ3

Я — комуз, перешагнувший перевалы и века.
Горный ветер и в порогах громыхавшая река
Дали мне свои напевы, дали наигрыши мне.
Я поведаю их людям в зимней юрте, при огне.
Много в прошлом слез и горя я хлебнул в родных горах.
Чаще пел я в дни кочевий, чем на праздничных пирах.

Под своей шершавой декой звон мечей и стук подков,
Имена батыров славных я донес из тьмы веков,
Храп коней и топот битвы, оперенный шелест стрел.
Только, жизнью умудренный, молодел, а не старел!

Из урючины душистой я оструган и долблен.
Я прошел, не унывая, сквозь рогатины времен.
Я узнал иные песни, к новым пастбищам спеша,
Зазвучала по-иному деревянная душа.

Только вслушайся!
Немало струны в памяти хранят
Снежных фуг, симфоний горных, золотых степных сонат.
Голос мой звучит со сцены, а не только у костра.
Подпевает мне порою скрипка — чуткая сестра.

Переняв мои мотивы, вторят песням тут и там
Сотоварищи в искусстве — арфа, домра и дутар.

Я — комуз, не все открыты клады те, что я таю.
Ветер будущей эпохи тронул струны — я пою.
Нет, не руки комузиста прикасаются к струне —
Ветер странствий, ветер звездный в эти дни гудит во мне.

Подождите!
Мало, мало инструментом быть земным!
В звездный век и я в ракете улечу к мирам иным.
И мелодия комуза, не забытая в веках,
Зазвучит на дальних трассах, даже в звездных облаках.
Перевод Ю. Гордиенко

 

МАТЬ

Хоть было в волосах белым-бело
И дети стали взрослыми вполне,
Но все равно – я приезжал в село,
И мать, как раньше, говорила мне:

– Ешь вовремя, за пищею следи,
В дорогу не пускайся натощак.
Без надобности ночью не броди,
Не обижайся на любой пустяк.

Грудь закрывай – простудишься. Смотри,
Плохого слова вслух не говори
И мысли тоже не держи дурной,
На пиршестве знай меру, мой родной.

Ведь мы у матери одни на свете,
До самой смерти для нее мы – дети.
Перевод Акима Якова

 

СТРИГУНОК

Он родился как раз весной,
Той благодатною порою,
Когда холмы — в траве густой,
И небо брызжет синевою.

И рядом — мать, добра, нежна.
Спал на джайлоо он блаженно.
Во сне зеленая луна
Над ним всходила неизменно.

Мать отойдет недалеко,
И он уже скорее к маме,
Взахлеб густое молоко
Сосет капризными губами.

Опять весне приходит срок.
Серпок луны подвешен, тонок.
Стоит уныло стригунок —
Тот прошлогодний жеребенок.

Ну, как же все ему понять?
Он запах матери вдыхает.
Припасть бы к вымени, но мать
Его без жалости лягает.

«Лишь я твой баловень один,
Дай молока мне всласть напиться!)
Капризничает новый сын,
Толкаясь в брюхо кобылицы.

Травы не видя возле ног.
Понурив шею виновато,
Припоминает стригунок,
Как жеребенком был когда-то.
Перевод А.Кафапова

 

ПОЖЕЛАНИЕ

Есть в мире черный ворон и белый лебедь есть,
И сладость есть, и горечь, бесчестие и честь,

Есть в мире ночь слепая и светлоокий день,
Есть жаркая пустыня и лес, дающий тень.

Давай же улыбнемся друг другу – я и ты,
Нарушим равновесье, но – в пользу доброты!

Есть в жизни хлеб и камень, есть радость и беда,
Есть пламенная дружба и черная вражда,

Есть холод леденящий и нежное тепло,
Единство и раздоры, добро – и рядом зло.

Дарите же друг другу весенние цветы,
Нарушим равновесье, но – в пользу доброты!

 

КИРГИЗИЯ – ЛАТВИЯ

Землю, где мы родились и живем,
Матерью мы справедливо зовем.
Но, как с родным Ала-Тоо, я связан
С дюнами Латвии кровным родством.

Если на землю кыргызской долины
Брызнула кровь из моей пуповины,
То ведь латвийскую землю мою
Кровью своей окропил я в бою.
Перевод Р.Морана

 

ЗОЛОТАЯ ЧИНАРА

Солнцем и луною залитая,
Величаво ветками качая,
Видная с вершины поднебесной,
Рвется в высь чинара золотая.

Принесли давным-давно, жестоки,
Горе ей с крутых вершин потоки,
Вымыли овраг вблизи чинары,
Град хлестал,
Пил ветер ее соки…

Жгла ее июльская зарница,
Остужала снежная крупица.
Птица счастья на чинару села –
Золотая чинар вся лучится.

Для души свеченье неспроста я,
Как и песни у нее,
Взял, зная:
Мой народ – чинара золотая,
Я же – только ветвь ее простая.

Пусть лучами золота литого
Озарит она край Ала-Тоо.
«Ветвь хрупка, зато крепка чинара», –
Повторяю я народа слово.
Перевод В.Цыбина

 

Я – ЧЕЛОВЕК, ПРОШЕДШИЙ СКВОЗЬ ВОЙНУ

Когда, любуясь спелою рябиной,
Я прохожу над горною ложбиной,
Прошу: не говори, что я устану,
Споткнусь о камень, от тебя отстану.
Я – человек, прошедший сквозь войну.

Когда иду над пропастью, по краю,
И краски гор родных в себя вбираю,
Не думай, будто я напрасно маюсь,
Что блекнет на лице моем румянец.
Я – человек, прошедший сквозь войну.

Когда брожу я по тропинкам мглистым
И слышу шепот звезд и шелест листьев,
Не пожимай растерянно плечами:
С чего, мол, он опять не спит ночами…
Я – человек, прошедший сквозь войну.

Когда сижу я вместе с чабанами,
И полночь гулкая висит над нами,
И свет костра огромен, будто чудо,
Не бойся, что меня возьмет простуда!
Я – человек, прошедший сквозь войну.
Перевод Р.Рождественского.